Но пришел Ник, назвал меня «сестра», что означало, что он был зол. А затем он прогнал меня от Джеймса назад на яхту.
Где я продолжила проводить день не с Джеймсом, как я думала, а с Винсентом.
Я не могла увидеть разницу.
Конечно, мне же было шесть.
Я открываю затвор и вхожу на яхту. Там лестница, так что я взбираюсь, потому что хорошо знаю, что не найду владельца внизу. На еще один этаж наверху тоже ведет лестница, я взбираюсь и по ней. На этом этаже есть палубы. Но нет той, что я ищу. Так что я поднимаюсь дальше наверх еще на один уровень. Это та еще огроменная лодка.
Я слышу мягкую музыку, играющую со стороны бара и, когда ступаю на палубу, вижу, как открывается сходной люк в комнату, уставленную гламурной современной мебелью.
— Вот и она, — женский голос слева застает меня врасплох. Она среднего возраста, может, за пятьдесят. У нее темные волосы, высоко заколотые в экстравагантную прическу, которая контрастирует с пляжным нарядом. Она опускает свои солнцезащитные очки по носу и пялится на меня изумрудно-зелеными глазами.
Так они получили их от своей матери, — думаю я про себя, когда она встает и протягивает руку, двигаясь на меня.
— Харпер Тейт, — воркует она, ожидая, что я пожму ей руку. Я делаю это на автопилоте, и ее хватка такая мягкая, как и кожа ладони. — Наконец-то мы можем лицезреть золотое дитя.
Я делаю шаг назад.
— Простите, — вежливо отвечаю я. — Я здесь только помеха.
— Оу, — снова воркует мать. — Альберт, я на самом деле думаю, что твой сын пренебрег своими манерами, — она смотрит мне через плечо, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Альберта.
Я так рада, что стою спиной к матери, потому что Альберт — старик в инвалидном кресле, пускающий слюни. Его голова склонена к плечу, а руки прикреплены на подлокотниках кресла с помощью липучек.
На нем слюнявчик.
Это. Отец. Джеймса.
Должностное лицо семьи Организации. И из того, что говорил мой отец, только эта семья соперничает с нашей по рангу. Верхушка Организации, как он называл моих будущих детей.
Я смотрю обратно на мать и снова сканирую ее взглядом, видя на это раз, какая она на самом деле. Настоящая глава глобального теневого правительства. Женщина, которая не только обменивает жизни девочек, но и отправляет своих сыновей убивать по команде.
— Мистер Альберт Финичи, — начинает она, когда наблюдает за мной. — А теперь скажи мне, что я могу для тебя сделать? — Если мое сраженное наповал молчание заботит ее, она не подает виду. — О, давай же, Харпер. Расслабься. Теперь мы практически семья. Мне говорили, ты нервная девушка. Выпей со мной и посиди на диванчике, — она указывает на него, и я машинально бреду к месту.
Я не знаю, почему настолько застигнута врасплох. Я просто… поражена знанием, что во главе всего, за всеми этими зверствами стоит женщина.
— Как Винсент относится к тебе, дорогая? Хорошо? — Я не отвечаю. — И как твой отец? Сто лет его не видела, — она улыбается и позволяет себе слабый смешок, пока бросает кубики льда в бокал без ножки за баром. — Какой яд предпочитаешь?
— Что? — спрашиваю я в ответ, выходя из ступора.
— Твой напиток, дорогая. Что бы ты хотела выпить?
— Воду в бутылке, пожалуйста.
Она снова смеется и смело наливает мне что-то из бутылки. Но это не вода.
— Попробуй это, — она подходит ко мне, ее просвечивающийся халат развевается за ней, а шпильки босоножек цокают по деревянной палубе. В конце концов, моя няня была неправа. Туфли на шпильках идеально приемлемы для корабля.
Я поднимаю руку в жесте, что не могу принять напиток.
— Не могу, простите. Я сегодня приняла «Ативан», а мне не стоит пить, когда я принимаю таблетки.
— Оу, — она по-новому смотрит на меня. Изучает меня. Будто пытается увидеть действие таблеток. Но спустя несколько секунд, относит напиток назад к бару и ставит его на каменную столешницу.
Думаю, тот яд, что она выбрала для меня, ей не по душе.
— Ты не любишь говорить, дорогая?
— Как? — это все, что у меня получается произнести.
— Что как? — она моргает, глядя на меня.
Я обдумываю свой выбор слов в данный момент.
— Как вы живете в мире с собой, зная, что вы отправили человека убивать?
Я могу сыграть в ее игру.
Ее улыбка исчезает, а челюсти сжимаются.
— Имеешь в виду, Джеймса? Или Тони? Или, может, ты о моей дочери Николе?
Или расположить ее к себе.
— Всех их.
— Это политика Организации, дорогая. Ты точно так же отправишь своих детей. Скоро, — произносит она, указывая своим бокалом на мой живот.
Или убить ее.
— Я могу сломать вашу шею прямо сейчас.
— Что?
— Просто свернуть ее, что я и сделала с наемником на грязном байке, который пытался украсть Сашу.
— Ты уверена, что знаешь, на какой ты стороне? На чьей ты стороне?
Знакомый звук вращения лопастей вертолета, приближаясь, вклинивается в наш разговор.
— Могу сделать это за то, что вы сделали с ним. Могу…
Я говорю больше и больше, но звук вертолета такой громкий, что крадет мои слова. Но я смотрю ей в лицо, и это все, что мне нужно. Я запомню страх, который она чувствует в этот момент, когда понимает, что недооценила меня. Когда понимает, что наполовину мертвый мужчина в инвалидном кресле не сможет спасти ее, если я решу положить конец ее террористическому правлению.
Яхта раскачивается из стороны в сторону, и она проливает свой напиток, потому что эти каблуки явно неподходящая обувь, и из-за них она спотыкается.