Я вернулся за тобой - Страница 27

Я все равно следую. Хватка Винсента на моей руке — крепкая. Крепче, чем обычно. И я задаюсь вопросом, насколько встревожено он себя чувствует, что я сбегу в незнакомый лес, пока он тащит меня подальше от вращающихся лопастей и тянет к ряду ступенек, которые ведут к заднему дворику внушительного поместья в средиземноморском стиле.

Даже если крыша из испанской черепицы и теплый экстерьер и выглядят приветливыми на фоне солнечных лучей, сумерки заставляют их казаться зловещими.

— Где мы? — наконец-то спрашиваю я, когда мы замедляем наш шаг, и он поправляет воротник рубашки.

— К северу от Санта-Барбары.

— Как, черт возьми, мы добрались до Санта-Барбары от Ньюпорт Бич на яхте? — но что более важно, как Джеймс найдет меня здесь? Я не особо сильна в географии западного побережья Америки, но мне кажется, это не малое расстояние.

— Мы плыли вдоль берега на моторной лодке, — отвечает он. — Тяжело ходить вдоль побережья Калифорнии на яхте.

— Мы, наверное, неслись на большой скорости.

— Следи за речью, Харпер, — отвечает он, всего лишь наполовину уделяя мне внимание, когда тянется к моей руке.

Я отталкиваю ее.

— Не смей, — рычу я на него. — Может, сейчас я и являюсь твоей пленницей, но я не твой гребаный ребенок, чтобы ты мне выговаривал.

Он дергает мою руку и привлекает к своей груди.

— Манеры, Харпер Тейт, — холодная сталь в его взгляде пронзает меня. Зеленые сферы загораются в них. — Мне говорили, что они у тебя есть. Мне солгали?

Я смотрю на него так же, как и он смотрит на меня, и пытаюсь отклониться.

— У меня есть манеры. Но я не уверена, что ты их заслуживаешь.

Он ослабевает хватку на моей руке и вздыхает.

— Пожалуйста, — произносит он, сжимая переносицу кончиками пальцев, будто у него мигрень. — Мне не нравится нецензурная лексика, и мне не нравится некорректное поведение. Мы оба устали. Через многое прошли. Давай освежимся и хорошо пообедаем, чтобы мы могли поговорить.

— Если ты до сих пор настаиваешь на том, что ты и есть Джеймс, значит, я отказываюсь разговаривать.

Он скрипит зубами.

— Если Джеймс — тот единственный, которого, ты думаешь, хочешь, значит, я и есть Джеймс.

— Откуда ты узнал о разговоре о власти и контроле, который у нас был?

Он немного посмеивается про себя и наклоняется к моему уху.

— Я был там, Харпер. Это был я.

— Это был не ты!

— Откуда ты знаешь?

Я просто пялюсь на него.

— Знаю.

Он прижимает руку к бугру у себя между ног.

— Скажи мне, откуда ты знаешь.

Я отдергиваю руку и делаю шаг назад.

— Ты наблюдал за нами. У тебя были камеры. И я скажу тебе, откуда я знаю. Потому что хоть даже Джеймс и сделал все возможное, чтобы доказать, что я принадлежу ему, он не относится ко мне, как к собственности. Он уважает меня.

— Ха, — смеется Винсент, — это хорошо. Ну, ты меня раскусила. Я — Винсент. И мне не жаль, что я Винсент, а не Джеймс. Мне жаль, что я не добрался до тебя раньше него. Жаль, что ты сосала его член прежде, чем отсосать мне. Но у нас есть все время мира, чтобы наверстать упущенное.

Я даже не могу пошевелиться, настолько застигнутой врасплох себя чувствую. Стоит ли мне бороться против него? Но куда я пойду? Я даже не знаю, где я. Санта-Барбара. Я просто не уверена, куда мне отсюда идти.

Он скользит рукой по моей талии, сжимая кожу, когда притягивает ближе к своей груди.

— Забудь о Джеймсе, Харпер. Джеймс — покойник. Он сумасшедший, понятно? Он потерял связь с реальностью. Убивает людей, больше не ища для этого причину. Он выследил всех своих друзей в Организации и попытался убить их, одного за другим. Мы знаем это уже год. И единственная хорошая вещь, которую он сделал с тех пор, — это убил своего брата Тони. Потому что Тони был таким же невменяемым, как и Джеймс.

— Это не его вина, что он вынужден убивать людей, чтобы выжить. Это не его вина в том, что Организация повернулась против него.

— Харпер, — шепчет Винсент. — Послушай меня. Это его вина. Он был любимчиком, Харп. Наши родители ставили Джеймса превыше всего. Я не вырос с ним в одном доме, но я знал, кем он был. Наш отец возложил все надежды Организации на Джеймса. Все, что ему нужно было сделать, — это пойти на пляж, когда ему «исполнилось шесть», и сказать: «Да, Адмирал. Я беру ее». И его жизнь была бы моей. А вся моя жизнь была бы его. Ты была бы влюблена в меня сейчас, если бы он сказал «да», потому что я был бы тем, кто сошел с ума и нашел бы тебя на пляже.

— Но он не сказал «да». Это сделал ты.

Винсент отталкивает меня и делает шаг назад.

— Ты ошибаешься. Меня никогда не спрашивали. Я говорил тебе, у меня была власть. Я не участвовал ни в чем другом. Меня изолировали от Организации. Меня растили как обычного американского мальчика. Я никогда никого не убивал. Никогда не был на заданиях. Я просто существовал. У меня безукоризненная история. Свидетельство моей деятельности, за которой можно проследить с момента, как мне исполнилось шестнадцать и до сегодняшнего дня. Так что, когда начинается проверка множества политических офисов, которыми я владею, меня не трогают. Идеально. Идеальный мужчина. Выращенный в идеальной семье. Обрученный с идеальной женщиной, у которой вообще нет истории. Которую растили на гребаной яхте посреди океана. Которая никогда не ходила в школу. Которая никогда не фотографировалась и не появлялась на страницах светских журналов. Ты, — шепчет он, — идеальное пустое полотно.

Он снова строго смотрит на меня, и в этот раз его взгляд не вызывает во мне дерзости. Он заставляет меня поинтересоваться.